Лень, как образ...

Котенок вошла в кухню и застала Колобка, как говориться на горячем: роется по папкам пушистого недоразумения.
- Ожидание убивает? - поинтересовалась она.
- Ага, - фыркнула Хлебобулочное, - Ты же будешь тянуть...
- Хи-хи, Чеширррчика Шляпник не одолжит, для столь занимательного занятия, - отозвалась серая шкурка.
Колобок, потерев румяный бочек, недоуменно посмотрела (в даль) на входную дверь, потом перевела взгляд на ухмыляющегося Котенка и тоже рассмеялась: она только поняла, что сморозили!
Но найденное ей непрочитанное все же было выложено в днев....

больше, чем настроение

Мировоззренье.

Кому не нравлюсь, просьба отвернуться.
Кому понравлюсь, то смотреть на расстоянье.
Я не люблю, когда вокруг все трутся
И ищут для себя блага с признаньем.

Я одиночество считаю высшим благом.
Его лелею, свято почитаю свой покой.
Знакомств не завожу. Оно не надо.
И так, считай, обласкана судьбой.

Косые взгляды на себе не замечаю,
Иду я с гордо поднятой главой.
Я не прошу о чем-то. Я мечтаю,
И мир иллюзий создаю другой.

Ведь я предпочитаю тишину и тень,
А не кричащую толпу под фонарями.
Поэтому знакомиться мне лень
Будь то с утра, в обед иль вечерами.

@темы: Личное, Стихи

---

Задушевное ретро от Котенка

Только что посмотрела старый фильм с моим любимым Евгением Дворжецким. Я его видела конечно же не впервый раз, но кажется, что это было так давно...
Какие все-таки раньше были годы, фильмы, люди... Вот смотрела я "Танцплощадку" и на губах играла тихая улыбка. Сюжет простой, почти банальный, но сколько в нем скрыто. Там есть чувства, боль, отголоски войны, но главное - там есть хорошие люди.
Я не могу сказать, что моей шкурки коснулась седина, вот только сегодня я несколько раз повторила старинную фразу: "Вот в наше время молодежь была другой!" Да какой там сегодня... ВЧЕРА! *тайком глянув на часы* Я понимаю, что каждое поколение отличается от другого. То, которое в "Танцплощадке", их жизнь это и есть танец на прогнивших досках. Как сказал Костя из этого фильма: "Вы что-то не понимаете, Саша. А я понял. Танцплощадка - это судьба!" И там она вершила эти судьбы! Разочарованные обретали надежду! Сломленные войной возвращались к жизни. Одинокие находили свои половинки! И это ПРЕКРАСНО!
Может сейчас это где-то и есть? Без налета гламура, с чистыми и незамутненными помыслами... Хм... Этот фильм вселяет надежду, что на свете есть, и надеюсь не мало, таких людей как Костя. Он в этой ленте и ушибленный на всю голову и погорелец, но обаятельный и чуткий, даже трогательный. Только такие могут отстаивать старое строение, "маленький квадратик на карте", ради ПРОШЛОГО, НАСТОЯЩЕГО и БУДУЩЕГО!

@темы: Личное, Ретро со смыслом, Мудрость жизни!!!

---

В нашем семействе произошло несколько пополнений: во первых у нас появились малюсенькие щеночки, им уже по 9 месяцев , а еще шиншилуша в очередной раз принесла приплод)))
- на обеих фото Гном)))
- ага, а что бы мне не было обидно, я от ищу в компе и твои фотки, и тоже их выкину...
серый комочек бурча и матюкаясь, полезла под кухонный стол - эх, заминировать что ли все подходы к фото альбомам...

@темы: Личное, Что нового?, мои питомцы...

---

У меня сегодня случился день варенья!!!!!!!!!!!
Я поздравляю всех сч этим знаменательным днем))))

@темы: Личное, Что нового?, Флудить здесь!!!, Местная бестолочь...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ждало своего часа!

Семь ночей поэта...

Как много писатели отнимают у своих персонажей...Они надляют их каким-нибудь характером... жизнью... А потом, в один момент перечеркивают все! Так делают все...
Так поступил и Виктор Гюго в своем нетленном «Соборе Парижской Богоматери». Он отнял у Грегуара — храбрость. Не то, чтобы я настаивала на бравом парне, но певец ночных улиц не мог быть таким … бесхребетным что ли. Он отнял у Клодо Фролло — все! Нет, я не ошиблась! Он жестоко превратил его из милого умного мальчика в похотливое чудовище... Беспощадно развеяв острый ум цветными юбками, подменил чувство сострадания жалким расчетом... Да ладно! А у Квазимодо он отнял жизнь! И я не имею в виду его уродство, глухоту... Гюго решил, что собачья преданность настолько ничтожна и продается за глоток воды. Все годы взращивания, охраны и учебы за глоток воды...
Я не согласна с такой несправедливостью и поэтому решила переписать немного историю...

Ночной разговор.

Таинственные тени, души, имена
Им только истина и дорога
Своим лишь музам вознесут мольбы
Чтобы узнать все таинства судьбы

Ночь бездомной шавкой пыталась проскочить в собор, чтобы укрыться от холода и зла, царивших на парижских улицах. А под сводами в изысканном готическом стиле было тепло...
Тусклый свет свечей робко рисовал очертания силуэтов двух мужчин, которые вели неспешный разговор. Не под таинством исповеди, а простой разговор.
- Грегуар, ты слышал вечерний звон колоколов? А на заре?
- Их слышал весь Париж, - последовал немного удивленный ответ священнику.
- Нет. Ты не понимаешь. Ты слышишь, как звонит Квазимодо?
- Ему нет равных, - произнес король улиц, - и это может повторить любой... - а затем в сторону добавил, - Кто сможет отринуть мысль о дьяволе...
- Ты разочаровываешь меня, поэт, - Фролло немного сгорбился, как будто тяжелый груз лежал на его плечах, - Ты дитя Науки, но слеп. Ты дитя Муз, но глух.
- Так поясни...
- Я нашел его среди грязи и смрада. Его тщетно пытался обогреть ветер, его пыталась приласкать ночь, но я им помешал. Выхаживал больного малыша, которого обрекли на смерть лишь за уродство. Пусть он горбат, нелеп и неказист, но он не выродок! Не видел белый свет причины, чтоб он жил. А я подумал, что он мил... Кормил, поил, ухаживал, как мог... Он вырос всем назло! И вот оглох мой Бог, от звона колокольного его.
- К лицу ль служителю церкви хулить всевышнего?
- То не хула, а крик! - Пьер заметил, как у архидьякона побелели костяшки пальцев на вцепившихся в подлокотники кресла руках, - Чтоб ты услышал, что не могу облечь я во слова... Да, он калека, но трепетное сердце пишет песни. Он как цветок, что в поле где-то, потерянный... простой... Но стоит окропить его росой, и он воспрянет алым цветом, чтобы затмить весь мир своею красотой. И я прошу тебя услышать, то что подвластно только мне. Я умоляю, дай ты жизнь тем песням, что зарождаются в больной душе...
Выходя и Нотр Дама Грегуар как будто спрашивал у звездного неба... Нет! Он обращался к нему, желая услышать то, на что ответов нет...
- Я удивлен. Какая страсть в речах священника пылает, когда он говорит о нем. Как Квазимодо воспевает, как восхищен он звонарем... Зачем ему мои слова? Зачем мой дар поэта? Когда на улицах Парижа тьма, а на душе Фролло кривой уж лучик света...

О чем поют колокола на заре?

Печаль на сердце залегла
И отразилась тенью на лице
Священником владеет уж тоска
Но вот заветный стук из вне...

Снова ночь завладела Парижем, и снова разговор тихий... таинственный...
- Ты озадачил меня, Фролло. - Грегуар устало сел на пол у стены, - Его музыку сложно понять, его песни невозможно записать... Но сегодня я все-таки спою тебе...
- Ты смог? - взволнованный голос сорвался.
- Да ты услышишь таинство его, которое горгульи только знают. Спою Заутреннею о Фролло и свете, что нам солнце дарит...

Насыщенный глубокий голос обволакивал каменные стены комнаты...

Заговорили колокола, в час предрассветный шепчутся они,
Готовя свои звонки голоса для мира счастья и любви.
Они прозреют на заре, как ангелы иль малыши
И запоют нам в тишине, застынув льдинками в дали.

А солнце расправляет уж лучи, вальяжно обагряя небеса
Скулят тихонечко в тиши... От пенья детского уж катится слеза.
Она по жизни без семьи. Она тот страх, что сковывает тело
Она как Бог без Сатаны... Она мне душу рвет умело

Лишь утром понимаю я, пусть знание дается нелегко
Как милосердная судьба послала мне его - Фролло
Когда бы оборвался мой клубок, крученой нити злого рода.
Он приструнил несчастий рок, нависший над главой урода.

Но солнце дарит все равно, сквозь тучи озаряя небеса
Нам свет, бескрайнее тепло... И вот уж радости слеза.
Она семьи благословенье. Она тот смех — души прозренье.
Она как детское смятенье... Она согреет нас веденьем.

- Он вроде плачет о себе, своей судьбе... «Калека!» «Дьявол!» - говорят, но все то ложь! И просветлел бы ад, уж если б он туда попал... - архидьякон закрыл глаза, пытаясь усмирить внезапный гнев, - О, Грегуар, ты понял все как есть, ты смог сорвать ту звездочку с небес, которую лелеял я так долго, пусть люди говорили, что без толку...
На этом откровения священника закончились на сегодня, он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
- Я завтра загляну к тебе, Фролло, - еле слышно произнес Пьер, открывая дверь кельи, и снова полились слова Певца ночных улиц обращенные к медному диску, - Вот приоткрыл я душу одного, но это лишь начало... Вот увидишь! Открою всем глаза!.. Ты слышишь?! Луна...

Колокола в полдень...

И вновь печален архидьякон,
И вновь тревога бушевала в нем,
Он ждал, как приговора, новый сон,
Всю жизнь поставивший на кон...

Под покровом «черного плаща уличной девицы», как любил говорить, Грегуар проскользнул в собор. Он подымался по высоким ступенькам в комнату священника, только для того, чтобы открыть новую тайну воспитанника Клода...
- На плечи ты мои вознес уж непомерный крест, - произнес поэт, занимая полюбившееся место в углу, с удовольствием отмечая, что Фролло застелил пол своим одеялом, - Ты посадил во мне цветок небес, который обличаю я в слова, чтобы о нем узнала вся земля...
- Мне до земли и дела нет, - резко отмахнулся архидьякон, присаживаясь в кресло, - Я знаю все про горбуна, какой пылает в сердце свет... Но я хочу услышать от тебя, о чем молчит он... плачет по ночам... О чем поют колокола, склоняя перед ним главу? Что шепчет ветер по утрам, приникнув к искривленному плечу?
- Таких речей не слышал никогда, - в который раз Пьер подивился горячности служителя церкви, - Но есть награда для тебя. Я разобрал, что в полдень он кричал, пусть колокол и за него вещал...

И не дожидаясь новой почти гневной... Хотя... Нет, больше холодной тирады, он запел:

Пришла пора, когда я прячусь в тень, скрываясь от насмешек и упреков.
Когда мой лик пугает день, бросая в страх всех школяров с уроков.
Торговки в след кричат мне «Дьявол», и «Бесом» нарекли меня
«Чудовищем» считает мавр, швыряя камнем не шутя.

Я ненавижу шум толпы, противна мне вся эта злоба!
Я не такой как все они... За что влаку я жизнь урода?
В немом покорстве я стерпел тычки все, боль и ненависти шквал.
Вот только я спросить не смел... За что же Бог меня ты наказал?

О нет! Что говорю я? Замолчи! Благодарить судьбу я должен!
Ведь Бог послал мне ангела в ночи, который как собор надежен!
Он подарил мне знания, свободу! Он научил меня читать!
Он укрывал меня в невзгоду! Он заменил изгою мать!

Но я скрываюсь от толпы. В стенах я заточен невольно!
Пусть все свободны и вольны, но мне и этого довольно!
Дитя, что не согрет у очага, с душой закрытой от людей...
И я звоню в колокола, чтоб возвестить всех: «Новый день!»

Как только песнь закончилась, воцарилась тяжелая тишина. Грегуар тщетно пытался понять, что на сердце у священника, сидевшего в глубокой задумчивости.
- Пожалуй, я пойду, - произнес певец, почувствовав непреодолимое желание поболтать со своей «бледноликой любимицей» бродившей в одиночестве по темным небесам.
Архидьякон ничего не ответил, он как будто и не услышал сказанного, он был погружен в себя, он что-то искал в себе, что-то незаметное и неизведанное...
- Луна... Что хочет от меня Фролло? Не посвящает в таинство свое, но в тоже время требует ответа. Я вижу, что на нем печать навета, которая не трогает его... Волнует каменную душу Квазимодо... Так почему мне неспокойно?... Луна...

Колокола поют и днем...

Что скрывается под маской?
Что скрывается во тьме?
Не грозят тебе ль оглаской,
Разговоры в тишине...

И четвертый вечер Грегуар решил провести в довольно странной компании... Он вспоминал, как бегал по собору в ту пору, когда священник обучал его грамоте и разным наукам. Как он содрогался от страха, стоило его учителю направить в его сторону холодный взгляд... А что он слышал за спиной? «Бедный мальчик... Попался в лапы к колдуну! Зачем он понадобился чернокнижнику? Он продаст его Дьяволу!» Тогда эти разговоры вызывали лишь смех... Когда появился Квазимодо, сплетни уже не казались такими бредовыми... А сейчас?
Открыв дверь в келью, Поэт заметил, как Клодо что-то спрятал под подушкой, но горящие ледяным спокойствием глаза моментально пресекли все расспросы...
- Я пришел слишком рано, но это лишь от того, что дневная песнь горбуна достойна восхищения, - как бы оправдывался Пьер.
- Проходи, - вот и все, что ответил величественный человек.
Грегуар заметил, что в комнате ничего не изменилось с прошлого визита, как будто он только что из нее вышел на пару минут.
Какое-то время оба хранили священное молчание... И вот Певец Ночных Улиц дал волю словам и неповторимому голосу...

Забыв о страхе пред людьми, я направляюсь прямо к вам.
Склонившие свои гордые главы, Вы внемлите моим речам.
Коснувшись лишь литого язычка, как радость наполняет душу
Я поцелуи чувствую... Слегка... толкнув, я выпущу наружу

Ту птицу, что таится в вышине, что распевает соловьиной трелью
Иль золотую рыбку в глубине, что от сетей уходит мелью
А может нежности цветок, что расцветает по весне
Но не озлобленный росток с шипами длинными... По мне

Похожим он на Вас быть должен, и формы идеальные вобрать
Основа звука Вами уж заложен, а дальше самому решать...
Я верю, что взойдет под Ваши песни, прям пред собором сей цветок
Фроло же скажет: «Нет чудесней. Тебе на счастье дарит Бог!»

Песнь закончилась, а священник продолжал молчать.
- Скажи хоть слово! - не выдержал Грегуар.
- А что ты хочешь услышать? - холодно спросил архидьякон, но в его глазах горел неистовый огонь.
Пьер понял — ему пора уходить...
- Луна! Не понимаю я его! Быть может, требую я много? Дай мне ответ: понравилось иль нет? А он молчит и хмурится... Дай мне совет... Луна!

Вечерний звон колоколов...

В душе поселится тревога,
Но ноги все ж несут туда,
Где нет запретов и упрека,
Лишь взгляд, что смотрит в никуда.

С каждым шагом сердце певца замирало. Он не был готов к холоду в глазах священнослужителя, да и никогда не будет... К этому величественному взгляду нельзя привыкнуть! То он подбадривает неуверенных в себе людей, а то в считанные секунды сбивает спесь с зарвавшихся особ.
«Я не хочу идти в его келью, но ноги ведут именно туда. Он явно сидит обремененный какими-то думами... печальный... отстраненный. А своим приходом я нарушу это уединение и тогда...»
Мысли Грегуара безжалостно прервал скрип открываемой двери... На пороге стоял архидьякон, весь вид которого наталкивал на … «Неприступен, как сам... Бог!»
- И долго ты еще будешь стоять на пороге? - он говорил почти ласково... Но только почти.
- Я решил, что эту песню нужно слушать под звон колоколов, - как бы в оправдание за ранний визит произнес Пьер, - Чтобы ты оценил...
Он совсем стушевался и замолчал. А Клодо задумчиво посмотрев на вечернего гостя, чуть отошел в сторону.
- Входи...
Минут пять, не меньше, они провели в тишине. Каждый из них молчал о своем и на своем месте... Но с первым ударом серебряного язычка о литые стенки, Грегуар разомкнул уста:

А сумерки крадутся к поднебесью, и застилают голубой ковер.
Они как робкий голос дивной песнью, врата нам открывают на простор.
Звенят и подпевают ангелы земные, что наполняют трелью колокола.
Они даруют звуки расписные, чтоб наполнялась радостью душа.

Забудутся обиды и невзгоды, забудется великая вражда.
На улицы я выйду в непогоду и отразится пламенем тропа.
По ней бредут не видя след... По ней шагают много лет
Убогие, калеки, любимцы бед, но мне и там дороги нет!

Лишь в сумерках нашел я... в тишине! Он не боится демонического лика...
Того, кто счастье дарит мне! Вот только... почему глава поникла?
Глаза наполнены печалью и тоской, а на плечах тяжелый воз...
И впредь, утерянный покой... он жертвой в небеса свои вознес

И снова напряженные минуты тишины не хотели покидать комнату.
- Фролло? - тихо позвал Пьер бывшего учителя.
- Да, Грегуар, - ответил архидьякон, витая мыслями где-то очень далеко.
По его лицу невозможно было хоть что-то понять. Он словно застыл в одном мгновении от старости. И певец, понимая, что им обоим есть пища для размышлений, поднялся с одеяла. Вроде бы уже взялся за ручку двери, как обернулся...
- Остались лишь ночные колокола...
- Приходи к их бою, - дал разрешение Клодо на не произнесенный вопрос.
Сделав шаг на свежий воздух, Грегуар подставил лицо прохладному ветерочку. Его печальный взгляд был устремлен к серебряному диску...
- Луна... Как хорошо, что ты заговорила... Зачем играла? Зачем же так шутила? Теперь я понял смысл слов Фролло! А без него на свете нет и Квазимодо! Как хорошо, что ты заговорила... Луна...

А вот и полночь...

Сегодня ночью не уснуть
В черном шелке небеса
Сегодня завершит свой путь
Дитя порока и длительного горя.

Грегуар наслаждался ночным городом. Ему нравилось наблюдать как он засыпает кутаясь в тревожный морок грез. И залюбовавшись Парижем он потерял счет времени...
Чтобы успеть ровно в полночь в заветную келью, Пьеру пришлось бежать со всех ног...
- Подожди еще немного, - шептал он взлетая по крутой лестнице, - Я уже почти...
- Успел, - архидьякон мягко улыбнулся, вопреки ожиданиям поэта.
Тот уже приготовился выслушивать едкие комментарии, заставившие похолодеть душу. Но вместо этого, приглашающий жест и тонкое одеяло в углу...
- Почему?..
- Тише... Вот сейчас...
Удивление засветилось в глазах. Грегуар никак не мог понять, откуда священнику становится известно, когда зазвонят колокола, когда Квазимодо дернет за веревки и канаты, чтобы они покорно закивали в ответ, даруя чарующую музыку. Это незнание смущало и навивало черные мысли о проданной душе Дьяволу.
Но отогнав от себя смутные сомнения, он запел:

О Нотр Дам поверь: я не хотел! Прости заблудшее во тьме дитя!
Я мраком укрываю каждый день, А совесть уверяю, что любя!
Казаться ангелом хочу, Хотя по сути сущий Дьявол!
Быть может люди правы? Я молчу... Со стороны видней лукавый...

И лишь в ночи живу спокойно, Никто не видит моего лица.
Я демон, что прикрыт иконой, Вот только плачется душа.
Зачем узрел я этот мир? Зачем когда-то отворил глаза?
Зачем попал под этот пир? Где жизни ключ не смог затмить меня!

И почему не повернул Судьбы лихое колесо? Быть может духу не хватило?
Чтоб в спять вдруг завертелося оно! Крутилось бы назад Светило!
Чтоб не рождались на земле, Уродством потешая благородных.
Те, чья красота во тьме, А лик гримас наполнен злобных.

Я не творенье Господа! Увы... Не благословленный дланью света!
Я порожденье отвратительное тьмы! Какого жду тогда ответа?
Что он нашел во мне - уроде? И почему он ни такой как все?
Я открываюсь при невзгоде, А он лишь улыбается: «Тебе...»

Снова краска смущения залила ланиты поэта. Он не знал как оправдаться, ведь последние строки... Только пропев их, Пьер понял всю абсурдность слов... Тогда откуда эта уверенность, что ему верно удалось расшифровать голоса колоколов?
- Он каждую неделю меняет мелодии, - задумчиво проговорил Клодо, жестоко выдергивая Грегуара из раздумий, - Но это не может изменить его настроения... его стихов...
- Почему ты обратился ко мне, Фролло? - наконец не выдержал ночной певец, - Коль знаешь все, что касается его, то почему заставил мучится меня?
Произнеся столь пылкаю речь, Пьер испугался. На него смотрела сама Печаль...
- Я хотел поделиться его талантом, - просто ответил архидьякон.
Он не собирался ничего разъяснять. Постигнув все учения жизни сам, он оставлял точно такое же право и за окружающими. В каком-то роде, это и создавало его величие над горожанами. За это его и ненавидели!

Особенная Заутренняя.

Любой сумеет рассказать,
Словами оглушая день.
А кто сумеет промолчать,
Но чтобы ясной стала тень?

Грегуар не смог сомкнуть глаза. Он все время думал, мысленно возвращаясь в ту комнату, где с поникшей головой сидел архидьякон. Из головы все никак не шла его последняя фраза.
- Почему он так сказал? Разве он не верит в людей настолько, что уверен... Хотя, наверное Фролло прав, никто кроме меня не понимает горбуна. Да и я никогда не вслушивался в звон колоколов собора, пока мое внимание не ткнули, как котенка... Квазимодо играет свои песни каждый день каждый час, но все настолько огрубели, что не слышат детского крика. Его перезвон вызывает лишь раздражение... И сейчас...
Подошел момент, когда звонарь должен был подняться к своим литым любимцам. И Пьер поймал себя на мысли, что он ждет этого момента с нетерпением. Но...
Колокола запели на удивление плавно и протяжно...
- Это не...
Грегуар вскочил с нагретой ступеньки, на которой он прилег переночевать, и рванул к Собору Парижской Богоматери. Уголки губ певца сами собой поползли в верх, создавая на красивом лице печальную улыбку.
- Это, действительно, ты, Фроло. Не выдержал страданий своего воспитанника?
Высокая статная фигура священника, чернела на колокольне. Он не дергал за веревки, а как будто поглаживал их, и серебряные главы кивали ему... Отвечали тихими и мелодичными голосами...

Ребенок ты, не слышишь слов моих.
Дитя, не понимаешь взглядов.
Так выбрал я язык любви, молитв.
Лишь для тебя, что смотрит так упрямо...

Ты хочешь жить, ты должен жить.
Но души согревай у многих.
Не бойся страстно полюбить.
И не стесняйся слов убогих!

Господь не разобравшись наказал
Тебя за действия родных,
Но ты не раз доказывал,
Что лучше многих благородных.

Забудь услышанные где-то:
Изгой, мол, Бес иль Дьявол!
То происки завистливого Эго,
То языки лукавых!

И две строчки, как приговор всему миру:

Не обращай внимание на прочих! Они слепы...
Коль не дано услышать чистые молитвы...

Слова... голоса как будто сами звучали в буйной голове ночного поэта. Их нельзя было заглушить или проигнорировать, от чего становилось дурно.
- Я шесть ночей провел в обществе чернокнижника и он одурманил меня своими дьявольскими речами. Шесть бесконечных песен распяли мою душу мечами. И вот он час лихого равновесия, что в откровении купаюсь весь я. Величие Ангелов Падших наблюдаю, а сам тайком скрываю... Как пропустил бедовое я чудо? Фроло и Квазимодо в никуда из неоткуда. Не суждено им счастье на земле, а в небесах повиснут на кресте. Так как урод олицетворяет жизнь земную, а отреченный гений...
Оторвавшись от созерцания колокольни, Грегуар проводил с небосклона бледнеющую подругу.
- Прощай, Луна! При подала хороший ты урок! Священник оказался не так строг, каким казался людям с виду, а горбуна уж в пору называть «забитым». И не забыть сие мне поучение... Поэт, он как глупец, весь в изречениях...

@темы: Личное, Стихи, ВСЕГО ПО НЕМНОЖКУ!, Повседневная лирика

---

Любим, помним...

@темы: Личное

---

Навеянное жизнью...

Идея родилась давно, но только слов не находила. А тут как будто отпустило... Вот это памяти письмо...

Как избавится от сплетни?

Как избавится от сплетни?

Арес радостно вдыхал запах войны, ее костры имели особый аромат, ее кровь оставалась во рту терпким привкусом. Воины в пылу боя напоминали искусных танцоров, их мечи рисовали причудливые узоры... по большей части алым цветом.
И вот в том хаосе эмоций агатовый взгляд зацепился за...
«Солнечный осколок в черном океане сажи... С чего бы это меня потянуло на поэзию?» - удивился бог и решил проверить.
В жестокой схватке сошлись люди, где один выступал против всех! И этот самый один был неприступен как скала, но... В его технике присутствовало то самое «но», которое не допустимо на поле битвы.
«Как интересно» - бог ухмыльнулся, - «Просто не могу пройти мимо...»

Когда же ночь опустилась на землю, укрывая все своим рваным плащом, сквозь который поблескивали тусклые звезды, черный взгляд был прикован к одинокой фигуре. Всего один воин удалился с поля битвы в густой лес, и как назло, именно он интересовал бога.
- Что за бездари сейчас пошли! - бушевал Иолай возле костра, - Они даже меч в руках удержать не могут!
- Просто хороших учителей мало, - хмыкнул Бог Войны, присаживаясь на поваленное ураганом дерево.
Человек не обратил никакого внимания на это высказывания, как будто бога вообще рядом не было.
«В другой момент смертный бы уже дотлевал у Аида, но сейчас меня лишь интригует его заносчивость... или...»
- Iolas, а что это ты забрался так далеко от дома? Неужели, наконец-таки, понял, что война лучше любого лекарства от тоски по другу? Я слышал, что Геракл нашел очередную пассию...
Падший Ангел облаченный в черную кожу умеючи играл на натянутых нервах уставшего воина, и вот озлобленная душа потребовала взрыва...
- Если бы не вы, то меня здесь не было бы! За каким Хироном, вы вообще слезли со своей горы? Сидели бы тихонечко и не мешали жить! Так нет же! Богам обязательно нужно почувствовать власть! Что же вам помешало поймать стрекозу, да и упивайтесь своим превосходством! Она по крайней мере не смогла бы сказать: «Вы ничтожней скарабея!»
- Ну и? Наорался?
Столь ярко выраженное негодование добило Золотого Охотника, и он фактически рухнул на сырую от росы землю, устало закрыв глаза.
«С одной стороны ледяное спокойствие... С другой шквал эмоций, в основном отрицательных по отношению к богам... Забавно... А с третьей, полное истощение сил... Завтрашний бой он не переживет...»
- Почему ты стал таким, Iolas? Зачем ты ищешь смерти? Хочешь чтобы пришел Танатос за тобой? Или...
- Замолчи, Арес, - белокурый воин говорил медленно, как будто каждое слово застревало в горле горящим угольком, - У меня уже нет другого выхода...
И не договорив, смертный забылся в тревожном тумане сна.

Солнце еще только думало выглянуть из-за верхушек деревьев, а Иолай уже открыл глаза.
«Утро скоро. Надеюсь оно будет последним... Надо размяться.»
Но стоило человеку пошевелиться и подвох стал очевидным. Дурацкая привычка из детства спать свернувшись, подобно котенку, позволило кому-то связать его по рукам и ногам. А точнее приковать запястья к лодыжкам.
- Что? - извернувшись невольный пленник ощупал оковы, - О, боги! На них нет замка! Это... Арес! АРЕС! АРЕС-СВОЛОЧЬ!
- И что ж ты вечно орешь? - спокойный надменный голос раздался за спиной, - В последнее время ты сильно изменился, Iolas, это плохо. Мне не нравятся такие перемены...
- Это невозможно, - негодование и страх рвались наружу.
- Почему же? - угрюмо спросил бог.
Кое-как развернувшись смертный увидел сидящего на бревне Бога Войны, задумчивого и немного растерянного.
- Неужели ты поверил этим сплетням? - взъерошив черную шевелюру, - Какая разнится что говорят люди? Почему это тебя так волнует?
- Сними с меня железо и... - моментально ощетинился воин.
- Если ты надеешься обрести легкую смерть от моих рук, то это напрасно, - Падший Ангел обезоруживающи улыбнулся, - Поэтому, может расскажешь...
- Оставь меня в покое! - даже невооруженным глазом было видно, что в человеке что-то сломалось, - Да, я хочу умереть! Доволен?! А теперь отпусти меня...
«Что же случилось с этим рьяным борцом за справедливость? Он, который живучие кошки, желает загнуться от рук любого везунчика. Я отказываюсь верить, что это исключительно из-за этих дурацких слухов. Какая разница воину, что о нем думают жалкие людишки?»
- Отпустить... Я бы с удовольствием, но ты же обязательно попрешься туда, где трубят рога...
Как бы в подтверждение слов Ареса с поля послышался трубный глас, призывающий обременить ладони мечами. Иолай со стоном закрыл глаза, а когда открыл их снова, то увидел каменные стены.
- Где? Где мы? - хрипло спросил он.
- В моем храме, - спокойно ответил бог, - И если ты пообещаешь вести себя хорошо, то я сниму оковы, - смертному ничего не оставалось как только кивнуть в знак согласия, - Вот и чудненько.
В первые Падший Ангел не знал как начать разговор. Чтобы хоть как-то потянуть время он принялся натачивать меч, в надежде, что человек заговорит сам.
«У него не мысли, а полный бардак среди которого ясно лишь одно: долго ему не ходить среди живых!» - размышлял Бог Войны, от чего становилось тошно, - «И почему я должен со спокойной миной смотреть как подыхает один из моих любимейших воинов? Это не справедливо! Пусть он не приносит мне жертв... как все остальные, но его подношения изысканы... лучшие из лучших!»
- Я всю ночь выслушивал бредовые... - от тихого голоса Иолай вздрогнул и насторожился, - инсинуации на тему... тебя и Геракла. И многое узнал о твоих похождениях с моим непутевым братцем. Вот только теперь хочется услышать от тебя...
- А больше ничего не... - огрызнулся человек.
- Кончай уже, - рявкнул Арес, понимая, что Золотого Охотника необходимо переключить, - У меня огромные запасы терпения, которые исчерпать невозможно. Люди считают...
- Да пусть они захлебнуться в крови, точно также, как смакуют наветы и ложь, - зло бросил Золотой Охотник собираясь уходить.
- О, какие речи! - язвительно произнес бог, - Так это правда?
Белокурый воин остановился, застыл словно абстрактное изваяние. Он медленно повернулся к Аресу лицом...
«Его очи, подобно осколкам небес... Небеса перед грозой, и также мелькают устрашающие молнии... Тьфу ты! Настало странное время, раз уж меня так проперло на поэзию!»
- А ты как думаешь? Я потерял абсолютно все! Меня втоптали в грязь, вышвырнув из жизни! - зашипел смертный, медленно приближаясь к мужчине облаченного в черную кожу, - Для начала друг, так как наши путешествия невозможны в нынешнем положении. Потом меня лишили земли, золота, права голоса... - поравнявшись с богом, Иолай сжимая руку на горле, впечатал того в трон, - и... и даже имени...
- Это правда? - спокойно повторил Падший Ангел свой вопрос, совершенно не обращая внимания на действия человека.
- Ты кретин! - почти простонал Иолай, - Конечно же, нет! НЕТ! Слышал?
«Он не просто сломался, он раздавлен...» - промелькнула мысль.
- Я защищал людей на войне, и даже после. Я стал незаметной тенью героя, чтобы приносить пользу. А что в ответ? Что я получил? Плевки в лицо! Шепот за спиной! Меня поставили ниже раба! Да, я хочу сдохнуть поскорее! Всем от этого станет только легче...
- Иди, - Бог Войны произнес лишь одно слово, хотя у него их было тысячи, правда не для такого случая.
«Если ты думаешь, что я так просто расстаюсь с хорошими войнами, то крупно ошибаешься, Iolas. Это не все. Я тебя еще заставлю доказывать свою непричастность к … хм... таким вещам,» - думал Арес, провожая напряженным взглядом удалявшуюся ссутуленную фигуру.

Золотой Охотник сидел в кабаке, который стоял у самой пристани. На нем был черный, как сама тьма Тартара, плащ с капюшоном, скрывавший его лицо от окружающих. Среди всей той разношерстной толпы, проходившей через эту таверну, Иолай не привлекал внимания. Тут многие хотели скрыться, тут все возможно, здесь нет никому никакого дела до таких людей.
- Ты думаешь, что на корабле будешь в безопасности? Что никто тебя не узнает? Что никто не слышал о...
Человек вздрогнул от насыщенного баритона, а подняв глаза увидел, что напротив него сидит ухмыляющийся Бог Войны.
- Проваливай, Арес...
- А почему ты обвинил богов в своей... эээ... истории?
Падший Ангел наклонился к самому лицу смертного... Не выдержав испытующего взгляда двух бездн Хаоса, голубые глаза закрылись.
- Люди... боги... Какая разница? - изгой надеялся, что Бога Войны никто в таверне больше не видит, и поэтому говорил шопотом, - Мы все копируем друг у друга... Я разочаровался...
- Так почему не прояснил ситуацию?
- Думаешь, я не пытался? - ощетинился Иолай, заговорив еще тише, - А теперь, когда получил все ответы на свои идиотские вопросы, оставь меня в покое...
- Ты знаешь, - перебил его Падший Ангел, - Я вот тут задумался...
- Тебе это не вредно? - белокурый воин явно нарывался, пусть и голос еле слышный.
- Не... В самый раз, - благодушно отмахнулся бог, - Я задумался вот над чем: клевета на тебя обрушилась две недели назад, а ты еще жив...
- И? - смертный напрягся.
- И ничего, - брюнет в черной коже хотел сказать еще что-то, но его перебили.
- Иолай, не ожидал тебя здесь увидеть!
Произнесенное имя погрузило таверну в мимолетное молчание. Оно длилось буквально мгновение, но и этого хватило, чтобы человек понял... он попал в крупную передрягу...
- Автолик, - почти простонал друг Геракла.
- Это только начало, Iolas, - продолжал злословить Арес, а затравленному не дано было понять, что его так предупреждают, - Ты знаешь что сейчас произойдет? А?
- Идиот, - зашипел Золотой Охотник.
- Я тоже не рад нашей встречи, - обиженно бросил Король Воров, растворяясь в толпе, так как он был уверен — обращаются к нему...
- Это уже тебя не спасет, - не смотря на все оскорбления, Падший Ангел остался, - Тебе стоит приготовится...
Бог знал о чем говорил, и человек тоже все понимал, но это лишь ухудшило настроение обоих...
Стоило Иолаю зайти за таверну, как его обступили...
- Так ты решил поплавать, - хмыкнул один моряк с того корабля, на котором должен был уплыть изгой.
- Говорят … - второй самодовольно улыбнулся.
- Лгут, - тихо ответил белокурый воин, все еще надеясь избежать стычки.
- А мы рискнем проверить, - капитан положил руку на плече Золотого Охотника.
Больше терпеть и ждать было нельзя! Иолай ударил первым. В завязавшейся драке он старался не убить тех, кто поддался соблазну обмана... И это его и погубило...
Резкая боль в области шеи или плечей... в глазах потемнело... а чьи-то руки придавили его к земле... и...
- Я могу помочь! Одно твое слово, и они отправятся к Аиду, гореть в нестерпимом пламени!
- Нет... - разум отказывался верить в происходящее, не осознано пытаясь оправдать людей, - Это все сплетни...
- Не ты первый, не ты последний... Если ты не начнешь убивать, то потеряешь свою честь! - рычание бога заглушало окружающий жестокий мир, - Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы эти сволочи сделали тебя рабом? Даже хуже раба! Хочешь чтобы они пои...
Красная пелена застилала синие очи. Он слышал только голос Ареса... Всего несколько минут и все было кончено...
Иолай стоял на коленях, еле дыша и весь в крови... чужой крови... Багровые струи стекали по рукам, образовывая грязные лужицы и впитывались в землю... Мутный взгляд смотрел на изуродованные тела...
Моряки выглядели так, будто на них напал дикий зверь...
- Я …
- Ты не виноват, - шептал на ухо нежный баритон, - Они искалечили много судеб... Ты не виноват. Ты защищался...
- Я убил...
- Хладнокровно... жестоко, - слова словно шипы впиявливались в воспаленный мозг, - но и выбора другого не было... Ты вышел победителем из невозможной схватки... И только поэтому ты жив! Ты всегда выигрывал у лучших! И только поэтому ты жив! Ты не можешь... Iolas, ты не должен проиграть слабейшему или везунчику! Тебя должен убить лишь сильнейший противник, иначе... Иначе ты предашь всех, кого когда-то отправил к Аиду...
Наконец-то, во взоре Золотого Охотника появилась жизнь, а уголки губ поднялись в странном подобии на улыбку...
- Выгляжу хреново, ты не находишь? - с легким смешком Иолай поднялся на ноги, накинул на плечи свой черный плащ и поплелся сам не зная куда, - И что мне теперь делать?
Вопрос был задан в пространство, сам воин считал его риторическим и не ждал ответа, но...
- Во-первых, помыться, - вяло произнес Арес, чем заставил смертного развернуться, - А так, есть одна идейка...
- Готов послушать...


Изгоя окружили со всех сторон горожане, они смеялись над ним, издевались, но боялись подойти...
- В твоих услугах здесь не нуждаются! - выкрикнула из толпы старуха.
- Ты опозорил воинов!
- Убирайся из нашего... - плюнул в сторону Золотого Охотника старик.
- А правда? - зло прошипел Иолай, - Она вам тоже не нужна?
Он уже не мог сдерживаться, уж слишком долго его втаптывали в грязь... Как же много он вытерпел, как же он устал... Он мысленно проклинал Бога за то, что тот ухитрился его убедить сделать... пойти и потребовать правды... Да какой там правды? Кому она нужна?
«Величественный взгляд от покорителя небес... Тьфу... Эта история плохо на меня влияет.» - Арес смотрел и в нем закипала ярость от неблагодарности людской.
- Ты смеешь нам указывать?! - кто-то шибко возмутившись бросил первый камень.
Белокурый воин все никак не мог себя заставить произнести те слова, которые ему вдалбливал Падший Ангел... Он не привык обвинять людей в таком... «Это ужасно!»
- Ты отвратителен! - в друга Геракла полетело еще несколько камней...
От очередного удара белокурый воин встал на одно колено, так как нога отозвалась резкой болью, а из рассеченной брови текла кровь...
Вдруг горожане притихли, потому что к обвиненному подбежала маленькая девочка:
- Дядя Иолай, скажи им что ты ни в чем не виноват! Я прошу тебя!
Голубой ясный взгляд различил в толпе и других ребятишек, которые смотрели на него с немой мольбой. Это те самые юные беспризорники, повадившиеся забираться в его земли за порцией спелых яблок. Они всегда знали, что их заметили, но никогда не ловили... не ругали...
- Хорошо...
- Давайте ка послушаем, - надменно произнес кто-то, - Все-таки сколько жили бок о бок.
Что-то шепнув малютке, Золотой Охотник поднялся...
- Тот кто смог так хорошо описать, чего не было, - послышался ропот, но это не смутило изгоя, он продолжил, четко выговаривая каждое слово, - видать не раз испытывал на себе...
- Если ты врешь, то умрешь страшной смертью, - произнес старейшина.
- Я готов.
Подзадоренные таким высказыванием люди ринулись к дому человека, кому Иолай был обязан своими бедами.
«Он такой потерянный, словно листок унесенный ветром в чужие края... Хотя, я его понимаю. Iolasu, невыносима одна лишь мысль запятнать чужую репутацию, а тут... Да я заставил его произнести это, но другого выхода не было... Эх, редки сейчас такие чувства, когда забывши о себе, не слышат чести мнимой хруста, позволят благородство уничтожить в тишине... О, нет! Теперь, я решил Гомера переплюнуть! Все, с этим надо завязывать, а то музы скоро сбегуться!»
- Пошли, - бог похлопал по плечу друга Геракла.
- Куда? - небесные очи смотрели с тоской, - У меня нет дома... Теперь уже нет...
- Есть, - Арес присел на корточки перед воином, - Знаешь, что они услышат? В данный момент, мерзавец хвастается, как он удачно избавился от владельца земель, которые ему так приглянулись... А знаешь перед кем?
- Нет, я не хочу...
- А зря... Пора бы уже понять, Iolas, что не все люди такие как ты! Сейчас они более порочны! И поэтому, ты обязан был подумать, почему все так радостно ему поверили... - Падшего Ангела даже позабавило выражение лица смертного: гремучая смесь ужаса и отвращения, - А ведь он так ярко описал свои ощущения... Вот только имена заменил...
- Пожалуй, я пойду...
«Дитя, а не воин!» - с удовлетворенной улыбкой хмыкнул Бог Войны, - «И как ты с такими старомодными понятиями можешь побеждать?..»
- А извинения выслушивать не будешь? - Арес кивнул в сторону возвращающейся толпы.
Люди были не просто удивлены, их шокировало увиденное... Они, поддавшись сплетням, изгнали воина, который мог пригодиться городу... Который не раз доказывал это, спасая горевшие дома, прогоняя бандитов... А теперь? На лицах старейшин, явственно читалась растерянность. Как все исправить?
- Требуй у них все, что хочешь, - искушал бессмертный, - Они выполнят любую твою прихоть...
- Не появляйтесь в моем доме без особой нужды, - тихо произнес человек, а вскинув голову, обдал леденящим взглядом собравшихся, спросил, - Вы же не будете оспаривать, что я вернул себе утерянное?
- Нет... нет... Что ты... - залепетали в толпе.

- Болван! - бушевал Бог Войны, вышагивая рядом с Золотым Охотником, - Какой шанс упустил! Они бы сейчас из кожи вон лезли, лишь бы угодить тебе! Послали же мне на голову бездаря!
- Прости, Арес, - краска смущения проступила на ланитах белокурого воина, - но почему? Почему ты мне помог? Я ведь всегда...
- Да, да... Ты всегда выступал против меня! - хихикнул Падший Ангел, - Но это так забавляет... Когда человек, осознавая свою немощность, готов объявить бессмертному войну! Не думай, что это все задаром...
Белокурый воин напрягся...
- Что ты хочешь?
- Ох, эта твоя ярость! - продолжал издеваться бог, - Она как бальзам на раны... И не хипеши так, все просто! Мне скучно будет без таких противников как вы с Гераклом! Я хочу, чтобы ты отправился к нему!
- Но...
- Его используют! - жестко заговорил Арес, - Через два дня его подведут к черте, переступив которую он уйдет под суд... человеческий суд! Ты как никто другой знаешь, чем это может закончится... Так иди, а потом возвращайтесь живыми, чтобы портить мне жизнь, мешая уничтожить мир войной!
Власть в бархатном баритоне с каждым словом возрастала, подавляя все протесты...
- Так чего же ты ждешь? - Бога Войны стало немного раздражать, поведение человека.
Иолай стоял спокойно взирая на своего неожиданного спасителя. На его губах появилась благодарная улыбка, а золотая копна волос, заблестела на солнце, словно медный диск...
- Спасибо, - тихо произнес смертный обнимая Падшего Ангела, - Спасибо, за то, что я обагрил свои руки грязной кровью, а не наоборот... И еще не раз ты получишь от меня жертвоприношение, но исключительно, если найдешь достойных...
«Что? Он...» - житель Олимпа удивленно смотрел в след убегающему в сторону горизонта белокурому воину, - «Вот наглец! Но я не забуду твоих слов, и всю свою жизнь ты будешь преподносить на мой алтарь лучших из лучших!»

@темы: Личное, Мифы Древней Греции или новые странствия Золотого Охотника и его друга Геракла

---

Главное повод!!!

Сегодня, ровно в пять часов утра с копейками, этому прекрасному миру моя единственная и не неповторимая матушка подарила меня!!! С чем собственно я и собираюсь поздравить Вас))) А так как я и Катенок начали праздновать мой день рожденья еще в четверг... то скажу я вам... Жизнь прекрасна!!!
PS/ сегодня я стала взрослой, мне аж 26!!!

@темы: Личное, Флудить здесь!!!

---

А мы тут на концерт ходили...

Ох уж, эти французы!

*восторженно мурлыкало очаровательное созданье* Муррр... Эйфория — довольно прелестное чувство! *маленький серенький котенок свернулся клубочком в уютном кресле* И все же меня обуревают эмоции... Мяууу... Не могу не поделиться:

Их речи сладки, их лики прекрасны
И мы внимаем им безучастно
Язык их лжив, как змеиное жало
А мы кричим, что нам все мало.

Мур-Урр...

Когда-то очень давно, кажется это было в прошлой жизни, мне под большим секретом дали переписать диск со спектаклем на французском языке. Тогда я его посмотрела за неделю раза три, прибывая в щенячем... Фррр... кошачем восторге. И разве мог пушистый комочек позволить себе в то время мечты: увидеть все своими глазами, услышать нежные и сильные голоса. Нет! Это было бы сказкой! Но по воле невидимого волшебства фантазии оказались былью... В субботу (11 декабря) «аля концерт» «Нотр Дам де Пари»... Уррр...

Весь зал ревел, охваченный желаньем
Когда наступит час очарования
И вот зажглися рампы, гаснет свет
На сцену вышел шут или поэт


Мы с Гномом, получив билеты на руки, в нетерпении зачеркивали дни на календаре в тягостном ожидании, а они, будто насмехаясь, текли и тянулись. Но вот пред нами возник «Олемпийский» и заветные двери в сказку открылись по банальнейшему штрих-коду.

О нет! Вы обознались. Это Брюно
Поведает историю угрюмо.
Которую когда-то рассказал Гюго
Про Квазимоду, Эсмиральду и Фролло.


И мы сделали шаг на встречу приближавшемуся чуду... Муррр... *внезапно голубовато-серенькие глазки расширились и стали похожи на блюдца* С ходу ошалели! Это ж надо! Продавать футболки по ТАКИМ ценам, а диски... диски-то... Жуть! Тут же распрощались с мечтами что-либо купить. Думали выйти покурить, ан нет! Не тут-то было! Грозный охранник, чем-то смахивающий ни Добрыню Никитича, про вещал нам, мол, пока все не зайдут, никого не выпустим! Понятное дело, пришлось смириться с обломом.

Затем на сцену вышел Люк Мервиль
И пел: «О, Нотер Дам, ты нас впусти!
Не то разыщем лазеички иные...»
Но Фебом буйных усмирили!


Сцена... Что тут скажешь? *котенок прикрыла пушистеньким хвостом носик* Фрррранцузы... На удивление звук в зале не подвел... О, эти голоса! Муррр-ррру-уррр... Правда, была и еще одна ложка дёгтя в этом океане медового звучания: нас подвел фотоаппарат. А чё меня заранее не предупредили, что он слишком чувствительный? Я бы «триногу» под шкуркой протащила!

А вот уж нам поет согнувшийся Гару,
И ощущается тоска Квазимоду.
Когда же вышел Даниэль Лавуа
Растаяла заледеневшая душа.


Гном промучившись три песни фотиком, грозно сверкая очами сунула его мне! И отказаться страшно, а вдруг взорвется, обрушившись на мои ушки бранным потоком! *лениво потянувшись, урчащее создание начало точить коготки об спинку кресла* Пришлось на скорую руку разбираться в «техническом недоразумении».

Жюли Зенатти, не смотря на положение,
Нам пела, вызывая восхищение!
Элен Сегара и Патрик Фьори
Открыли нам обман любви!


Буквально сразу знаменитая улыбка сползла с мордочки Чеширчика и лишь острый слух мог уловить тихий, но отборный трехэтажный литературный язык, которым владел Есенин, потому что упрямый «агрегат» воспринимал Гару и Даниэля, не иначе, как за осветительные приборы. Он наотрез отказывался на них фокусироваться!

Но лишь аккорды «Бэли» зазвучали,
По залу сладостные стоны пробежали.
Последнюю строку и не надеялся, поди,
По-русски слышать в сей истории любви.


Но я всегда говорила, что психи сродни гениям! Урр-руруррр... У Чешика все... *еле увернувшись от двух подзатыльников, котенок спряталась под компьютерным столиком* И сразу драться... *ворчала она* Может я потом хотела сказать, что несколько фоток у Мутанта все-таки получились. И таки я признаю, что большую часть сумасшедшего друга Шляпника пришлось выкинуть, как никуда не годные...

Закончился концерт. Пора цветов
Поклонов и не стихающих аплодисментов.
И к удивлению, снова русский зазвучал:
«Спасибо!» Французы благодарили зал.

Да-а... Вот это было... Поклонники одаривали своих кумиров безграничной любовью, а те взамен открыли в каждой душе неиссякаемый ключ положительных эмоций...

@темы: Личное, Стихи, забавное из жизни, Флудить здесь!!!, Повседневная лирика